Беженцы из Сирии и Ирака в Швеции: особенности расселения в период миграционного кризиса

Введение

По данным Международной организации по миграции (МОМ), за последние двадцать лет численность мигрантов в мире выросла более чем на 100 млн человек и в 2022 г. составляет 281 млн¹; крупнейшая группа в их составе (около 2/3) — трудовые мигранты². Одновременно в последние десятилетия резко возросло число вынужденных мигрантов: трудности в их адаптации в принимающее общество наряду со слабой контролируемостью потоков беженцев делают миграцию одним из наиболее острых вопросов современности.

Ярким примером, иллюстрирующим сложность решения миграционных вопросов, стало стремительное увеличение мощности потоков беженцев в страны Европы с 2014 г., положившее начало Европейскому миграционному кризису³. На пике кризиса, в 2015—2016 гг., на территорию Европейского союза прибыли 2,5 млн беженцев, при этом лишь на две страны Ближнего Востока — Сирию и Ирак — пришлось около 40 % их числа³. Cтоль беспрецедентное увеличение миграционной нагрузки стало серьезным системным вызовом для стран ЕС, выявившим существующие изъяны в реализации его миграционной и региональной политики [1], [2]. Неравномерность миграционной нагрузки на страны ЕС привела к появлению директив по перераспределению мигрантов из Греции и Италии⁵: последние, согласно Дублинскому регламенту⁶, как страны, через территорию которых проходили основные миграционные маршруты из стран Ближнего Востока в ЕС, оказались ответственными за рассмотрение ходатайств основной массы просителей убежища. Предложенная инициатива стала серьезным вызовом внутриевропейской солидарности, вызвав негативную реакцию в первую очередь восточноевропейских стран ЕС, которые фактически отказались принимать беженцев в соответствии с этими директивами [3], [4]. События Европейского миграционного кризиса обнажили не только противоречия политического характера на уровне ЕС в целом, но и социокультурные проблемы адаптации мигрантов-мусульман на уровне стран, принявших большое количество переселенцев — Германии, Швеции, Австрии, Нидерландов, Бельгии, Дании [5], [6], [7], [8], [9].

Один из наиболее важных факторов интеграции инокультурных иммигрантов — структура их расселения по территории принимающего государства [10]. В большинстве случаев она отличается высокой неравномерностью [11]: вследствие повышенной концентрации мигрантов в пределах крупных городских агломераций Европы формируются районы, представляющие собой территориальную форму эксклюзии и социальной сегрегации пришлых этнических и конфессиональных групп [12], [13].

Цель исследования состоит в выявлении изменений в пределах Швеции расселения мигрантов из Сирии и Ирака в период 2014—2019 гг. Исходя из поставленной цели исследования в работе решаются следующие задачи: 1) определить различия в расселении, с одной стороны, мигрантов из Сирии и Ирака и, с другой, шведского населения, сложившиеся в результате миграционного кризиса; 2) выявить изменения миграционной политики шведских властей, обусловленные необходимостью принятия и расселения значительного числа переселенцев.

Материалы и методы исследования

Выбор Швеции в качестве территориального полигона исследования связан со следующими причинами.

1. Страна имеет длительную историю принятия и расселения инокультурных мигрантов. До начала 1980-х гг. в структуре иммиграционного потока в Швецию преобладали трудовые мигранты из стран Северной, Западной и Южной Европы [14]. Рычаги миграционной политики находились в руках Совета по рынку труда, который занимался вопросами найма иммигрантов, их интеграции и предоставления места жительства [15]. В результате интенсификации потоков беженцев в страну и увеличения миграционной нагрузки на крупнейшие шведские города в 1980-е гг. была создана Миграционная служба Швеции, которая в 1985 г. начала реализацию «Стратегии всей Швеции» («Hela Sverige strategin»). Цель «Стратегии» состояла в ускорении интеграции беженцев посредством их более равномерного расселения из крупных в средние и малые по численности населения коммуны страны, имевшие необходимые объемы жилищного фонда и свободных рабочих мест [16]. Лицам, получившим убежище, предоставляли социальное жилье в определенной коммуне, где они должны были проживать в течение 18-месячного периода, однако штрафы или другие наказания в случае их переезда предусмотрены не были.

От «Стратегии всей Швеции» власти страны отказались в 1994 г., приняв закон о приеме просителей убежища⁷, который открыл последним возможность размещения как в социальном жилье («Anläggningsboende», ABO), предоставленном властями коммуны, так и в самостоятельно выбранном («Eget boende», EBO). Беженцы, предпочитавшие вариант ABO, не имели возможности выбора муниципалитета проживания и, как правило, размещались властями в небольших коммунах страны; выбравшие EBO обычно селились у друзей или родственников в крупных коммунах [17], [18], [19]. Все категории беженцев, независимо от выбранного ими варианта проживания, получали финансовую помощь от государства. Однако выбравшие EBO имели право только на суточные пособия, а расходы на жилье должны были в значительной степени покрывать самостоятельно. Власти страны ожидали, что лишь небольшая часть новоприбывших беженцев самостоятельно найдет жилье, однако, как показали исследования, в докризисный период 1998—2010 гг. более половины вынужденных мигрантов выбирали именно EBO, что привело к формированию в Швеции сегрегированных территорий с высокой долей мигрантского населения [20], [21].

Усиление миграционной нагрузки на Швецию в период Европейского миграционного кризиса, проблемы расселения беженцев, обострившиеся на фоне криминализации районов с повышенной концентрацией мигрантов, требовали обновления миграционной политики страны. Одним из шагов в этом направлении стал принятый 1 марта 2016 г. закон о приеме вновь прибывших иммигрантов, согласно которому все муниципалитеты Швеции были обязаны размещать у себя беженцев⁸. Количество беженцев, которое должна была принять та или иная коммуна, определялось исходя из ситуации на рынке труда, размера территории и числа уже находившихся в ней просителей убежища. В 2020 г. в результате внесения поправок в Закон 1994 г.⁹ прибывающие в страну беженцы, желающие самостоятельно поселиться в выделенных властями 32 «социально и экономически уязвимых» районах, теряли финансовую поддержку со стороны государства [22].

2. Основываясь на принципах своей миграционной политики, Швеция, позиционирующая себя как «гуманитарная сверхдержава» [23], приняла наибольшее среди стран ЕС количество беженцев из Сирии и Ирака в расчете на душу населения в период миграционного кризиса [24], а по абсолютным показателям прибывших в страну за данный период (более 140 тыс. человек) в ЕС она уступает только Германии.

3. Прием преимущественно инокультурных мигрантов, в том числе из Сирии и Ирака, приводит в Швеции к росту численности мусульманской общины, которая стала фактически «вторым большинством» в стране. Так, доля мусульман в религиозном населении Швеции составляет почти 14 %, а их численность, по нашим подсчетам, составляет 950 тыс. человек [14]. Шведские власти одними из первых в ЕС признали наличие в стране территорий c высоким уровнем преступности и повышенной долей мигрантов в структуре населения — «уязвимых районов»¹⁰, в которых фактически утрачена государственная монополия на власть.

Информационной базой исследования послужили официальные данные Статистического управления Швеции (SCB), содержащие сведения о структуре миграции в Швецию, происхождении населения и размещении мигрантов на территории страны по административно-территориальным единицам разного уровня¹¹.

Трансформация структуры размещения мигрантов на определенной территории обусловлена интенсивностью процессов их территориальной концентрации — деконцентрации. В качестве основного показателя, характеризующего структуру размещения мигрантов в Швеции (на уровне административно-территориальных единиц первого порядка — ленов), используется индекс Херфиндаля — Хиршмана (HHI):

где Si — доля лена в общей численности мигрантов на территории страны, %; N — количество ленов.

Этот индекс принимает значения от 10 000/N до 10 000 и позволяет оценить степень концентрации мигрантов, а сравнение соответствующих значений индекса за рассматриваемый временной интервал — ее изменение. В случае увеличения значения индекса имеет место усиление территориальной концентрации мигрантов, и наоборот.

Сложившиеся особенности передвижения вынужденных мигрантов из Сирии и Ирака в Швецию в период миграционного кризиса, связанные с тем, что переселенцы попадали в страну преимущественно не воздушным, а сухопутным транспортом через территорию Дании, а также особенности внутренних перемещений мигрантов и миграционной политики шведских властей, направленные на равномерное расселение беженцев, привели к отличиям в расселении шведов и мигрантов. Для выявления уровня этих отличий в 2014—2019 гг. использовался индекс структурных сдвигов Рябцева (Ir):

Ir=  , 

где n — количество административно-территориальных единиц второго уровня (коммун); kм — доля каждой из n коммун в численности мигрантского населения из Сирии и/или Ирака; kш — доля каждой из n коммун в численности граждан Швеции.

Преимущество Ir в сравнении с другими показателями абсолютных и относительных структурных сдвигов состоит помимо прочего в наличии шкалы значений в интервале [0; 1], позволяющей качественно интерпретировать полученные результаты [25]. Чем ниже значение этого индекса, тем в большей степени — при прочих равных условиях — структура расселения мигрантов по коммунам близка таковой для шведов.

Для выявления особенностей размещения мигрантов из Сирии и Ирака по отношению к гражданам Швеции, что наиболее ярко проявилось в период миграционного кризиса, все 290 коммун страны были объединены нами в 10 групп — децилей, примерно одинаковых по общей численности населения. При анализе различий в расселении не рассматривался 1-й дециль, представленный одной коммуной (Стокгольм), по причине аномальности переднего «хвоста» распределения — по аналогии с таковым в рамках правила Зипфа. Его образование — следствие распределения коммун по группам снизу, когда вклад каждой последующей группы все более отличается от идеальной 10 %-ной доли (особенно для первого дециля).

Результаты и их обсуждение

Согласно данным SCB, первые иракцы и сирийцы прибыли в страну в 1950—1960 гг., однако к 1980 г. их численность составляла лишь нескольким более 2,2 тыс. человек. С 1980-х гг. начался период более активной иммиграции в Швецию (табл. 1), связанный с приемом нескольких волн беженцев — в первую очередь из Ирака, в результате обострения политической и экономической обстановки в ближневосточном регионе [26], а также военных конфликтов: ирано-иракской войны 1980—1988 гг., войны в Персидском заливе 1990—1991 гг., вторжения коалиции стран в Ирак в 2003 г. и последовавшей за этим иракской войны 2003—2011 гг. [27; 28].

К началу миграционного кризиса в 2014 г. на территории Швеции проживали 197,8 тыс. граждан Ирака и Сирии в соотношении 2:1. Сложившаяся предшествующими десятилетиями структура их расселения характеризовалась значительной неравномерностью: 64,2 % иракцев и 50,8 % сирийцев проживали в 3 из 21 лена страны — Стокгольме, Вестра-Гёталанде и Сконе¹³.

В результате Европейского миграционного кризиса к 2019 г. сирийцы и иракцы стали крупнейшими этническими меньшинствами в Швеции, оттеснив на третье место финнов, которые лидировали по этому показателю с начала прошлого столетия. Несмотря на то что к окончанию кризисного периода упомянутые выше лены по-прежнему лидировали в стране по доле сирийцев и иракцев (рис. 1), для каждой из этих общин за предшествующее пятилетие была в целом характерна деконцентрация по территории страны (табл. 2).

Рис. 1. Структура размещения мигрантов из арабских стран Азии
по ленам и «уязвимые районы» Швеции, 2019 г.

1

Структура размещения мигрантов из арабских стран Азии по ленам и «уязвимые районы» Швеции, 2019 г.

Источник: рассчитано и составлено авторами по данным Folkmängden efter region, födelseland och kön14; Kriminell påverkan i lokalsamhället15.

Наиболее значительной деконцентрация была у сирийцев — в связи с резким уменьшением доли лена Стокгольм в общей численности сирийцев Швеции (с 24,6 % в 2014 г. до 16,0 % в 2019 г.) и увеличением таковой для южных ленов (Сконе, Халланд, Кальмар, Крунеберг, Йёнчёпинг), а также с тем, что в период кризиса мигранты попадали на территорию Швеции с юга — из Дании. Примечательно, что максимальной деконцентрация сирийцев была по ленам страны не до или после, а на пике кризиса — в 2016 г. — вследствие более равномерного расселения беженцев после принятия в этом году закона о приеме вновь прибывших иммигрантов.

Более высокий уровень концентрации иракцев по сравнению с сирийцами связан с их более высокой численностью и устойчивой структурой расселения по территории страны. Снижение этого уровня в период кризиса обусловлено падением в иракском населении Швеции доли ленов Стокгольм (с 31,3 до 30,7 %), Эребру и Евлеборг и увеличением (на 2 %) — лена Даларна, произошедшем за счет активного перераспределения беженцев [29].

Изменения в размещении мигрантов из Сирии и Ирака наблюдались не только на уровне ленов Швеции, но и на уровне коммун. Так, миграционный кризис инициировал конвергенцию распределений шведов и мигрантов по коммунам, сменившуюся дивергенцией по его окончании (табл. 3). Сближение структур расселения сирийцев и шведов достигло своего максимума в 2017 г. — в первый год снижения мощности миграционного потока из Сирии. Этому способствовала деятельность Шведского миграционного агентства, нацеленная на более равномерное расселение сирийских беженцев в предоставляемое коммунами социальное жилье (ABO). В рамках организованного расселения беженцы распределялись в первую очередь в малые коммуны страны (8, 9-й и 10-й дециль), доля которых в общей численности беженцев в Швеции выросла с 28,6 % в 2014 г. до 39,0 % в 2016 г. (рис. 2).

Рост различий в расселении шведов и мигрантов с 2018 г. связан с активизацией процессов самоорганизации в размещении сирийцев по территории Швеции. Проведенное нами исследование дальнейшего расселения сирийских беженцев в Швеции подтверждает выводы, полученные стокгольмскими учеными, согласно которым беженцы, размещенные в ABO в период 2005—2009 гг., уже в первые годы нахождения в стране достаточно часто переезжают из небольшого города/сельского района в крупный городской район [30]. Таким образом, можно констатировать долговременный характер данного тренда в самоорганизации расселения беженцев в Швеции.

2

Распределение сирийцев (а) и иракцев (б) по децилям коммун Швеции в 2014—2019 гг.

Размещение иракцев по децилям коммун к началу кризиса характеризовалось еще большей, чем у сирийцев, концентрацией в крупных коммунах. Однако само их распределение в период 2014—2019 гг. было более равномерным (при незначительном росте в этот период малых коммун), что связано с относительно незначительным числом приехавших мигрантов из Ирака в период кризиса по сравнению с таковым в 2000-х гг. Значительный рост числа иракцев в средних по численности коммунах (5-й дециль) в 2016—2017 гг. объясняется переходом в эту группу некоторых коммун 4-го дециля. Таким образом, перераспределение иракцев в пределах Швеции в период миграционного кризиса во многом было обусловлено траекторией, сформированной еще до его начала.

Размещение сирийцев и иракцев в пределах крупных городских коммун прежде всего трех «столичных» ленов Швеции (рис. 2), преобладание в структуре переселенцев инокультурного, прежде всего мусульманского, контингента затрудняет интеграцию иммигрантов в шведское общество, характеризующееся высоким уровнем секуляризованности [31], [32].

Именно в крупнейших городских агломерациях страны располагается большинство уязвимых районов¹⁷ (см. рис. 1). Они представляют собой шведский вариант «запретных зон»¹⁸, распространившихся в последнее время во многих городских кварталах Европы, которые можно рассматривать как форму территориальной эксклюзии мигрантского, преимущественно мусульманского населения в странах ЕС [33]. Институализация понятия «уязвимый район» со стороны правительства Швеции произошла именно в результате резкого увеличения численности беженцев в стране в 2014 г. Официальные власти разделили выделенные районы на три категории, исходя из степени остроты в них социальных проблем и уровня криминализации общества: уязвимые, повышенного риска и особо уязвимые.

В настоящее время в пределах уязвимых районов Швеции проживают 27,5 % иракцев и 15,8 % сирийцев¹⁹, что свидетельствует о высокой степени территориальной эксклюзии мигрантов из этих стран. Наиболее высок ее уровень в пределах трех «столичных» ленов: в уязвимых районах Стокгольма проживают 47,1 % иракцев и 37,7 % сирийцев лена; Вестра-Гёталанда — 56,0 и 48,5 %, Сконе — 34,4 и 30,3 % соответственно. К категории особо уязвимых правительством отнесены 22 района с общей численностью населения 200 тыс. человек — Хусбю в Стокгольме, Рона/Гелета/Лина в Сёдерталье, Эльбо в Гётеборге, Русенгорд в Мальмё, Кроногорден в Тролльхеттане и ряд других, в которых значительную часть населения образуют выходцы из Ирака и Сирии²⁰. Контроль за этими районами со стороны шведских властей фактически потерян, а надзорные функции переходят к представителям этнических и религиозных меньшинств²¹.

Заключение

Лавинообразное увеличение мощности потоков беженцев из Сирии и Ирака в страны Европы продемонстрировало несовершенство механизмов миграционной и региональной политики ЕС, страны которого так и не смогли прийти к единому решению по принципиальным вопросам о распределении потоков беженцев и расселении последних по территории Союза. Результатом нерешенности этих проблем стало обострение политической и социальной напряженности в странах региона.

Для Швеции, принявшей самое большое в Европе число беженцев на душу населения, в период Европейского миграционного кризиса была характерна территориальная деконцентрация мигрантов по ленам страны. Этот процесс наиболее ярко проявился именно для сирийских мигрантов, достигнув своего максимума в 2016 г., после чего сменился концентрацией. В свою очередь, расселение иракцев характеризовалось более равномерной деконцентрацией на протяжении всего периода.

Сравнение совокупностей граждан Швеции и мигрантов из Сирии и Ирака указывает на то, что конвергенция в их расселении по коммунам страны имела место именно в период наиболее активной фазы миграционного кризиса — с 2015 по 2016 г. — и достигла своего максимума в 2017 г. — в первый год сокращения миграционного потока в страну. Сближение структур расселения мигрантов и шведов происходило за счет перераспределения в период активной фазы кризиса беженцев в малые коммуны, осуществлявшегося Шведским миграционным агентством. В дальнейшем, с 2018 г., началась резкая дивергенция в расселении этих групп населения, связанная с возрастанием роли самоорганизации в расселения сирийцев и иракцев по территории Швеции, которые предпочитали селиться в крупных по численности населения городских коммунах страны.

Отличительной чертой внутренней миграции выходцев из Сирии и Ирака стало увеличение их концентрации в периферийных районах крупнейших шведских городов. Именно такие определяемые властями уязвимые районы, характеризующиеся высоким уровнем криминализации, неприятием норм и ценностей принимающего общества, распространением фундаментальных мусульманских ценностей, радикальных идей стали формой территориальной эксклюзии мигрантского населения из Сирии и Ирака.

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-18-00123.